Быть своими для своих

Работая непосредственно на войне – человек вынужден эмоции купировать. Иначе он просто не выполнит задач, а будет все время переживать. Это касается не только воинов, но и журналистов. Мне памятно это состояние, например, по Мариуполю, куда я заходила с бойцами донецкого батальона «Восток». Тогда нужно было фиксировать происходящее и помогать тем, кому можешь помочь, не тратя силы на переживания, не расхолаживая себя и других.

Работая возле войны – будучи в курсе дел, общаясь с военными, но не находясь в гуще событий – журналист, наоборот, превращается в своего рода эмоциональный градусник. Ты понимаешь, о чем идет речь, обстановку – но лишь в общих чертах, а еще – обостренно чувствуешь состояние собеседников.

Вот общаемся с товарищем, с которым знакомы как раз по Мариуполю – тогда он был волонтером: выносил раненых мирных, буквально, на руках. Сейчас – воюет, уже не первый год. Несколько дней назад противник сжег им склад с оборудованием, накануне – вражеские дроны «разобрали» позицию, героически погиб его боец. И сейчас моему товарищу – назовем его Лëха – самому нужна помощь. «Самое скверное», — говорит Лëха, — «даже не действия противника: он делает то, что полагается: на войне как на войне. Самое скверное – когда понимаешь, что многим вроде бы «своим» до нас нет дела. Случается то, что случилось с нами – и вы оказываетесь один на один со своими проблемами. Надо добиться того, чтобы моего «двухсотого» оформили, как полагается, а не «забыли» в морге. А сожженное врагом оборудование надо попросту «родить обратно».
Я сижу рядом с Лëхой в его военной машине и не сказать, что его состояние заряжает меня оптимизмом.

А вот другой пример. Набираю бойца, оператора БПЛА, который пошел добровольцем тоже после Мариуполя, и пошел он в «Восток». Молодой мужчина, москвич, работал в банке и занимался горным марафоном: бегал по горам. Летом двадцать третьего их машина наскочила на противотанковую мину. Сергею оторвало обе ноги, повредило таз и позвоночник. Я заранее готова к тому, что разговор будет тяжелым, что мой эмоциональный «градусник» зашкалит – если он вообще не разлетится вдребезги.

Против ожиданий, голос на том конце страны бодр. «Сейчас занимаюсь реабилитацией, поэтому поставил работу на паузу… а пока сделал в квартире ремонт», — буднично говорит Сергей.
Поначалу история воина не предполагала хорошего развития: поскольку Сергей поступил добровольцем еще до вхождения республик Донбасса в состав России, и поступил на службу в структуры ДНР, после тяжелого ранения ему даже некоторые лекарства приходилось приобретать на собственные средства. «Когда меня эвакуировали в питерский госпиталь, вообще не могли понять, кто я такой: вы что там, какие-то повстанцы? Ко мне даже прокурор приходил разбираться: а ты точно воевал?… А в сентябре где-то мне позвонили из батальона и буквально заставили принять помощь от созданной на базе «Востока» некоммерческой организации. Мне было приятно, что обо мне помнят – наверное, я был не самым плохим солдатом… Впрочем, говорят, что солдатами не рождаются – солдатами умирают, а я планирую еще пожить и принести пользу. И помощь была очень уместна; но, главное, я не чувствовал себя забытым товарищами и командованием». Я интересуюсь, о какой работе говорит Сергей, в его-то состоянии. Выясняется, что ветеран занимается обучением молодых ребят пилотированию дронов. «Пока – в тылу… Но, если будет возможность вернуться к боевой работе, вернуться на фронт – я сдернусь обязательно!» — посмеивается Сергей. 

Когда мы заканчиваем разговор с Сергеем, градусник показывает уверенное тепло…

А Лëхе и его людям тоже удалось помочь: я свела его с двумя волонтерскими группами, в том числе отвезла в мастерскую некоммерческой организации на базе «Востока», где им передали несколько коробок оборудования. Одну редкую деталь для коптера Лëха едва ли не расцеловал.

Быть врагами для врагов на войне – закономерно, и фокус нехитрый. Порой едва ли не важнее быть своими для своих.